Показать сообщение отдельно
Старый 19.11.2015, 19:45   #2
Инна
Постоянный участник
 
Аватар для Инна
 
Регистрация: 27.04.2009
Адрес: Москва
Сообщений: 13,345
Инна имеет неоспоримую репутациюИнна имеет неоспоримую репутациюИнна имеет неоспоримую репутациюИнна имеет неоспоримую репутациюИнна имеет неоспоримую репутациюИнна имеет неоспоримую репутациюИнна имеет неоспоримую репутациюИнна имеет неоспоримую репутациюИнна имеет неоспоримую репутациюИнна имеет неоспоримую репутациюИнна имеет неоспоримую репутацию
По умолчанию

Продолжение статьи, в одно сообщение не поместилась

Нажмите для просмотра целиком
Еще две попытки: модернизация по Медведеву и «Стратегия 2020»
Для понимания природы современных российских реформ важно обратить внимание на их две хронологически последние попытки: модернизацию в бытность Дмитрия Медведева президентом и подготовку программы для нового старого президента Владимира Путина в 2011—2012 гг.


Над реформаторско-модернизационной повесткой периода правления Дмитрия Медведева (2008—2012) работал специально созданный для этого Институт современного развития (ИНСОР) под руководством Игоря Юргенса.

Одним из продуктов ИНСОРа стал документ, который, возможно, впервые за все постсоветское время пытался задать ориентиры будущего, найти в нем «якоря», артикулировать целеполагание. Доклад «Россия XXI века: образ желаемого завтра» был обнародован в начале 2010 года. В нем, в частности, констатировалось: «Мы двигались вперед, не определившись с тем, куда идем, и каков он, “образ желаемого будущего”. Теперь общество, его лидеры должны сделать выбор: какими мы видим себя, свою страну, свое государство в будущем».

Контуры политико-экономических, социальных и ментальных изменений, начавшихся в 2012 г., то есть с первых же месяцев президентства Владимира Путина, были предсказаны и описаны довольно точно: «Перед нами снова угроза оказаться беспомощными свидетелями деградации великой державы. Россия не может себе позволить еще один период безвременья... Россия попала в историческую ловушку. Ей нужно совершить еще один модернизационный рывок, но сделать это предстоит в условиях, в которых слишком многое располагает к инерции и загниванию — начиная с конъюнктуры на сырьевых рынках и заканчивая настроениями в политике и уверенностью власти в своей способности управлять массовым сознанием».

Модернизационного рывка не получилось, сегодняшние события обнаружили правоту авторов доклада: «Точку невозврата страна проходит уже сейчас».

Дизайн модернизационной повестки был обрисован названиями главок: «Ценности и принципы: от ресурсной морали к этике свободы», «Политическое будущее страны: назад к Конституции», «Система управления: к дебюрократизации экономики через деэкономизацию бюрократии». Подчеркивалась и важность инновационного прорыва, но не как модернизационного фетиша, а как части общей программы, в которой реформация ценностей играла бы принципиальную роль.

Самый последний доклад ИНСОРа не был заказан высшей властью — Дмитрий Медведев терял интерес к модернизации и уже, очевидно, знал, что не пойдет на второй президентский срок: когда писался этот документ, до рокировки оставалось девять месяцев. Доклад назывался «Обретение будущего. Стратегия 2012» и был по сути дела тем, что в спорте называется «фолом последней надежды» — своего рода политическим завещанием короткой эпохи модернизации, предложением власти задуматься над рисками отказа от модернизационных усилий.

Характерны в этом смысле месседжи, которые были «зашиты» в названия глав доклада: «Модернизация как проект национального спасения», «Гуманитарная составляющая модернизации как переоценка ценностей», «Политические институты. Перезапуск демократии: вперед, к Конституции», «К новой экономической модели. Частный бизнес и собственность: главные действующие лица», «Дебюрократизация экономики через деэкономизацию бюрократии», «Социальная политика: от борьбы с бедностью к росту среднего класса», «Российский народ: обретение себя», «Региональная политика: к выравниванию развития регионов и городов через конкуренцию и диффузию инноваций», «Устойчивое развитие. Стратегия “двойного выигрыша”: от инноваций — к экологии, от экологии — к инновациям», «Оборона и безопасность: армия, полиция, спецслужбы — переход на сторону народа», «Внешняя политика: Россия в кольце друзей».

Авторы доклада призывали президента-2012 к тому, чтобы он использовал свой мандат на продолжение политики модернизации: «Будущий президент должен предложить обществу новый социальный контракт. Его главное условие: максимальное невмешательство власти в дела народа и свободное вмешательство народа в дела власти».

Власть, озабоченная будущим, вполне могла бы согласиться с этим условием, в рамках которого развитие России оказалось бы по крайней мере нормальным, без срывов в политическую, ментальную, экономическую архаику. Но отказ от модернизации, осуществленный адресатом доклада «Обретение будущего» (адресат предпочел будущее прошлому, в котором начал искать дополнительную легитимацию собственному правлению), стал сознательным и четко артикулированным политическим решением. Выходит, правы были авторы доклада ИНСОРа, когда писали: «...выбор [для России. — А.К.] даже не между направлениями движения, а между будущим страны и его отсутствием... Мы попадаем в “другую историю”: отставание становится необратимым... У нынешней инерционной траектории будущего нет — ни “светлого”, ни хотя бы приемлемого».

Реформы по-российски: общее и особенное

Если мы обобщим исторический опыт и примеры из современной российской истории, даже уже не истории, а фактически сегодняшнего дня, то на выходе получим несколько характерных свойств реформ, не исчезающих на протяжении не то что десятилетий, а веков.

Любой из реформаторских этапов «русского цикла» отличает несколько неизменяемых в ходе русской, советской, постсоветской истории элементов:

- одинаковые причины и триггеры перемен;

- верхушечный характер преобразований, в ряде случаев — в соответствии с запросом «снизу»;

ограничители преобразований, включая сопротивление им;

- и, наконец, незавершенность реформ, провоцирующая все новые и новые попытки догоняющего развития России.

Очень важный момент: на определенном этапе развития — или, наоборот, стагнации или движения страны вспять реформы оказываются неизбежными.

Триггер реформ всегда один и тот же — доведение «до ручки» ситуации в стране, когда элите, чтобы сохранить себя, надо уже начинать что-то делать. Причем один из вариантов этого «что-то» — усиление репрессий, что, впрочем, не отменяет впоследствии возвращения к реформаторской повестке. Хотя репрессивно-застойный период может длиться и десятилетиями. Однако есть и опция выбора элитами модернизационной стратегии в целях избежать проблем для самих себя41. И если в то же самое время в обществе зреет спрос на перемены, в какой-то точке это движение навстречу друг другу «верхов» и «низов» соединяется — начинается реформа.

Никколо Макиавелли писал в «Истории Флоренции»: «...Новый порядок порождается беспорядком, порядок рождает доблесть, а от нее проистекают слава и благоденствие... Когда предел бедствий достигнут, вразумленные им люди возвращаются к... порядку».

Запаздывание элит с реформами иной раз превращает ситуацию во взрывоопасную. Об этом, например, писал в 1813 г. царю Александру I находившийся в ссылке в Перми Михаил Сперанский: «Царства земные имеют свои эпохи величия и упадка, и в каждой эпохе образ правления должен быть соразмерен той степени гражданского образования, на коем стоит государство. Каждый раз, когда образ правления отстает или предваряет сию степень, он ниспровергается с большим или меньшим потрясением. Сим вообще изъясняются политические превращения, кои в древние времена и в дни наши предлагали и изменяли порядок правлений»43. Поэтому, заключает Сперанский, важна «благовременность начинаний», то есть правильно выбранное время начала реформ.

Характерно, что именно Сперанскому приписывали иронично-раздраженное высказывание о реформаторском бессилии царя Александра: «Tout ce qu’il fait, il le fait à demi» («Все, что он делает, он делает наполовину»).
Начинают реформы элиты, потому что инициировать модернизацию могут только те, у кого в руках власть.

Важно консолидировать политические, аппаратные, социальные группы, которым реформы выгодны, и тем самым сформировать так называемые «коалиции за модернизацию», в ядро которых, по небесспорному предположению ряда исследователей, могли бы входить «интеллектуалы, крупный бизнес, высокодоходные слои населения»46. Небесспорному, потому что история последних лет показывает: реформаторский порыв этих слоев быстро исчерпывает себя и они, адаптируясь к существующей политической системе, становятся либо конформистами, либо сторонниками контрреформ.

При этом программы развития, которые готовят, поддерживают, проталкивают «коалиции за модернизацию», должны ориентироваться не на отдельные группы элит или населения, а на удовлетворение интересов всего общества. То есть речь идет о так называемом Парето-улучшении, когда, огрубленно говоря, улучшение состояния какой-либо группы не ведет к ухудшению состояния другой группы. Итоговыми выгодоприобретателями реформ в идеальной конструкции должны быть все.

Ответственная элита начинает преобразования и привлекает для этого контрэлиту, безответственная — закручивает гайки.

Эффективность реформ некоторые исследователи связывают с временами кризиса, началом срока работы нового правительства и сильной властью (например, ее президентской моделью)48. Такие механизмы работают далеко не всегда, представляется, что в этой модели недооценена роль демократии и ответственных элит, но, например, ровно в этой логике начинались радикальные реформы 1990-х годов: тогда речь шла еще и о возникновении нового государства — Российской Федерации. То есть к трем факторам добавлялся четвертый — старт с чистого листа, правда, с колоссальными обременениями, оставленными страной-предшественницей — СССР.

Ограничения реформ — политические, идеологические и аппаратные — непременные спутники российских преобразований. В перестройку этими ограничениями, флажками, за которыe боялись выйти, стали границы социалистического выбора. Во времена Александра I и Михаила Сперанского такими ограничителями были крепостничество и абсолютная власть монарха. Во времена Александра II — абсолютная власть монарха уже без крепостного права. В сегодняшних российских обстоятельствах — стремление истеблишмента сохранить себя во власти, а значит, не допустить никаких преобразований.

Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов такой объективный фактор, как сопротивление реформам. Например, Михаилу Горбачеву противостоял тот тип стратегического мышления, который возобладал в ходе третьего срока Владимира Путина. Это тип мышления, который и привел СССР к состоянию, когда перестройку уже нельзя было не начинать. Он описывается формулой «Не надо ничего трогать». Этот принцип не чисто брежневский, хотя Леонид Брежнев, согласно многочисленным мемуарным свидетельствам, после 1968 г. являлся его адептом. И он был не первым в череде лидеров, сознательно избегавших преобразований и модернизации. Симптоматична история с императором Австрии Францем Иоcифом I. Он всячески препятствовал индустриализации страны: предвосхищая Маркса, видел в рабочих носителей революции. Когда перед императором положили план строительства железной дороги, он прямо сказал, что это приведет к революции49. Сила перемен и инноваций всегда страшила правителей: в ней они видели пророщенные зерна возможной демократизации и угрозу своей власти.

Все это описано еще тем же Сперанским в 1809 г.: «Какое, впрочем, противоречие: желать наук, коммерции и промышленности и не допускать самых естественных их последствий, желать, чтобы разум был свободен, а воля в цепях... чтобы народ обогащался и не пользовался бы лучшими плодами своего обогащения — свободою».

Любая русская реформа могла быть описана поговоркой: «И хочется, и колется». Отсюда еще один элемент «эффекта колеи» в способе проведения реформ — их незавершенность.
Чем дольше тянули с экономическими реформами после провалившейся попытки 1965—1968 годов, тем выше с каждым годом становилась цена возможных преобразований, тем в большей степени шоковыми они должны были оказаться. Чем дольше тянули с политическими реформами после попыток Хрущева в 1962—1964 годах подготовить проект новой Конституции СССР, тем более мощным оказался потом взрыв массового недовольства властью.

Из вечной незавершенности реформ вытекает эта российская обреченность на догоняющее развитие и в ряде случаев, в терминах Юргена Хабермаса, на «догоняющие революции», или «революции обратной перемотки», которые «наверстывают упущенное». Пример «догоняющей революции» — протесты 2011—2012 годов, когда наиболее продвинутые слои образованного городского среднего класса предъявили спрос на политические преобразования, поскольку именно архаичная элита и недореформированное государство сдерживали нормальное, общецивилизационное развитие России.

В целом эти внутренне противоречивые логику и логистику преобразований хорошо описал российский демограф Анатолий Вишневский в работе «Серп и рубль»: «Какую бы составную часть осуществленных перемен мы ни взяли, в каждом случае после короткого периода успехов модернизационные инструментальные цели вступали в непреодолимое противоречие с консервативными социальными средствами, дальнейшие прогрессивные изменения оказывались блокированными, модернизация оставалась незавершенной, заходила в тупик. В конечном счете это привело к кризису системы и потребовало ее полного реформирования».

Кому выгодна реформа и проблема-2018

Идеальная реформа должна быть выгодна всем. В идеале же она может поддерживаться большинством граждан, что, впрочем, не гарантирует успеха, как это произошло с поначалу гиперпопулярной горбачевской перестройкой.

Тем не менее у реформ, конечно, бывают базовые носители и основные выгодоприобретатели. Архитектор российских реформ 1990-х Егор Гайдар в работе «Аномалии экономического роста», опубликованной в 1997 г., писал: «Объективно сегодня две крупные социальные группы больше всего заинтересованы в либеральной экономической политике, способной проложить дорогу к устойчивому рыночному развитию в России: новый средний класс, которому нужны равные правила игры, эффективная защита частной собственности, экономически не слишком обременительное государство, и интеллигенция — те, кто связан с наукой, образованием, здравоохранением, культурой, то есть отраслями, перераспределение средств в пользу которых объективно отражает экономические потребности страны. Сумеют ли они осознать свои интересы, выработать эффективную форму взаимодействия в борьбе за них, преодолеть взаимное предубеждение? От этого в определяющей мере зависит будущее России в XXI веке».

Эти упомянутые Гайдаром почти 20 лет назад продвинутые социальные слои могли бы стать основой «коалиции за реформы», предъявить спрос на модернизацию. Однако возникают и сомнения в том, что в современных российских обстоятельствах «коалиции за реформы» возникают по классовому, цеховому или профессиональному признаку. Вероятно, механика этих процессов более сложная. Кроме того, в сегодняшней России в ситуации «патриотического подъема», совмещенного с экономическим кризисом и социальной апатией, нет ни предложения сверху реформ, ни четко артикулированного спроса на них снизу. Как нет и четкого целеполагания — образа желаемого будущего.

Возможно, эти проблемы могла бы решить «Стратегия 2035», подготовка которой началась осенью 2015 г.: на этот раз ключевыми разработчиками, судя по всему, будут экономический факультет МГУ (Александр Аузан) и Российская экономическая школа (Шломо Вебер) при участии, например, такого в прошлом харизматичного чиновника мэрии Москвы, как Сергей Капков54. Документ будет ориентирован на проектирование институтов и должен быть готов к декабрю 2017 г. Первоначальная заявка более широкая, чем подготовка просто экономической программы. Возможно, будет получена и политическая поддержка со стороны премьер-министра Дмитрия Медведева. Такой предварительный расклад мог бы казаться вдохновляющим, если бы не предыдущий обескураживающий опыт провалившихся концепций и реформ, которые курировались в том числе тем же самым Медведевым.

Перед российской властью встает дилемма-2018: или она выбирает демократию и либерализацию, или идет по пути репрессий, изоляционизма и архаизации политики. Возможен еще третий, инерционный, путь. Но надо понимать, что это вариант архаизации и отставания, только чуть более мягкий, без чрезмерного усиления репрессивной составляющей.

Для реализации реформ нужна политическая воля и готовность элит и лидеров отказаться ради модернизации от власти, а значит, от авторитарной модели правления. Авторитарная модернизация в постсоветской России провалилась, едва ли что-нибудь получится на этот раз — попытка может оказаться имитационной. Успех возможен исключительно в случае демократизации политической системы России: это — необходимое условие для проведения реформ новой волны. Как, собственно, и сама демократизация должна была бы стать главной реформой. Тогда появятся и адекватные вызовам XXI века ценности, нормы и институты.

__________________
Жизнь очень проста, но мы настойчиво её усложняем (Конфуций)
Инна вне форума   Ответить с цитированием