Поэзия

[Марина]

Осип Мандельштам

РАКОВИНА

Быть может, я тебе не нужен,
Ночь; из пучины мировой,
Как раковина без жемчужин,
Я выброшен на берег твой.

Ты равнодушно волны пенишь
И несговорчиво поешь,
Но ты полюбишь, ты оценишь
Ненужной раковины ложь.

Ты на песок с ней рядом ляжешь,
Оденешь ризою своей,
Ты неразрывно с нею свяжешь
Огромный колокол зыбей,

И хрупкой раковины стены,
Как нежилого сердца дом,
Наполнишь шепотами пены,
Туманом, ветром и дождем...

1911

[Гретхен]

Когда бороться с собой устал покинутый Гумилев

Когда бороться с собой устал
Покинутый Гумилёв
Поехал в Африку он и стал
Охотиться там на львов.
За гордость женщины, чей каблук
Топтал берега Невы,
За холод встреч и позор разлук
Расплачиваются львы.

Воображаю: саванна, зной,
Песок скрипит на зубах..
Поэт, оставленный женой,
Прицеливается. Бабах.
Резкий толчок, мгновенная боль..
Пули не пожалев,
Он ищет крайнего. Эту роль
Играет случайный лев.

Любовь не девается никуда,
А только меняет знак,
Делаясь суммой гнева, стыда
И мысли, что ты слизняк.
Любовь, которой не повезло,
Ставит мир на попа,
Развоплощаясь в слепое зло
Так как любовь слепа.

Я полагаю, что нас любя,
Как пасечник любит пчел,
Бог недостаточной для себя
Нашу взаимность счел -
Отсюда войны, битье под дых,
Склока, резня и дым:
Беда лишь в том, что любит одних,
А палит по другим.

А мне что делать, любовь моя?
Ты была такова,
Но вблизи моего жилья
Нет и чучела льва.
А поскольку забыть свой стыд
Я еще не готов,
Я, Господь меня да простит,
Буду стрелять котов.

Любовь моя, пожалей котов!
Виновны ли в том коты,
Что мне, последнему из шутов,
Необходима ты?
И, чтобы миру не нанести
Слишком большой урон,
Я, Создатель меня прости,
Буду стрелять ворон.

Любовь моя, пожалей ворон!
Ведь эта птица умна,
А что я оплеван со всех сторон,
Так это не их вина.
Но, так как злоба моя сильна
И я, как назло, здоров, -
Я, да простит мне моя страна,
Буду стрелять воров.

Любовь моя, пожалей воров!
Им часто нечего есть,
И ночь темна, и закон суров,
И крыши поката жесть..
Сжалься над миром, с которым я
Буду квитаться за
Липкую муть твоего вранья
И за твои глаза!

Любовь моя, пожалей котов,
Сидящих у батарей,
Любовь моя, пожалей скотов,
Воров, детей и зверей,
Меня, рыдающего в тоске
Над их и нашей судьбой,
И мир, висящий на волоске,
Связующем нас с тобой.

Д. Быков.

[ADv]

В этой жизни, богатой узорами
(неповторной, поскольку она
по-другому, с другими актерами,
будет в новом театре дана),
я почел бы за лучшее счастье
так сложить ее дивный ковер,
чтоб пришелся узор настоящего
на былое, на прежний узор;

Отрывок из "Парижской поэмы". В.Набоков

[Марина]

Ирина Снегина

Не надо приходить на пепелища,
Не нужно ездить в прошлое, как я,
Искать в пустой золе, как кошки ищут,
Напрасный след сгоревшего жилья.
Не надобно желать свиданий с теми,
Кого любили мы давным-давно,
Живое ощущение потери
Из этих встреч нам вынести дано.
Их час прошел. Они уже подобны
Волшебнику, утратившему власть,
Их проклинать смешно и неудобно,
Бессмысленно им вслед поклоны класть…
Не нужно приходить на пепелища
И так стоять, как я теперь стою.
Над пустырем холодный ветер свищет
И пыль метет на голову мою.

[oleg]

Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность болью прощания,
а ненависть силой того отвращения,
с которым мы помним свои обещания...

А море свои продолжает качания,
толкуя, как древний раввин, изречение,
что страсть измеряется мерой отчаяния,
и смерть для нее не имеет значения.

Лишь музыка помнит, что жизнь - возвращение
забытого займа, узор Завещания.
а совесть - всего лишь в себя превращение,
всего лишь с Началом Начал совещание...
--------------
Подойдем к нему, подойдем...
Старый, битый, корявый дуб.
Мы записки в разлом кладем,
В жерло черных горелых губ.

До листочков тех не достать,
Разве только влететь шмелю.
Их нельзя, нельзя прочитать.
Слово там лишь одно: люблю.

Кто же так бесконечно глуп?
Вот уж сколько веков подряд
Лупят молнии в старый дуб,
И записки наши горят...
------------
Нас мотает от края до края
По краям расположены двери
На последней написано: «Знаю»,
А на первой написано: «Верю».

И, одной головой обладая,
Никогда не войдешь в обе двери –
Если веришь, то веришь не зная,
Если знаешь, то знаешь не веря.

И свое формируя сознание,
С каждым днем от момента рождения,
Мы бредем по дороге познания,
А с познаньем приходят сомнения.

И загадка окажется вечною,
Не помогут ученые лбы,
Если знаем – безумно слабы,
Если верим – сильны бесконечно...
---------
В. Леви
--------------------
Верблюд

В краю, где не встретишь ни рек, ни ручьев,
Под небом палящей лазури,
Где ветер над морем сыпучих песков
Проносит песчаные бури,

Где коршун опустится, не долетев,
Где волк упадет и завоет,
Где желтый, измученный жаждою лев
Глаза безнадежно закроет,

В пустыне, где век не бывает дождя,
Где меркнет мираж в отдаленье, —
Шагает верблюд, как заклятье, твердя:
«Терпенье, терпенье, терпенье!»

Сестры Карамазовы

[Эсмеральда]

Сообщение от oleg

В пустыне, где век не бывает дождя,
Где меркнет мираж в отдаленье, —
Шагает верблюд, как заклятье, твердя:
«Терпенье, терпенье, терпенье!»

В пустыне, где век не бывает дождя
Где тает мираж в отдаленье
Шагает верблюд.......твердя
Терпенье........терпенье

[oleg]

возможно.. итернет трансформирует исходные тексты..

[Светлана]

Я из книг выбираю стихотворение. Набираю сама. Уже сталкивалась с ошибками в Инете, книга надёжнее. Заодно и проговариваю понравившееся стихотворение про себя лишний раз, вспоминаю. )))

Генрих Гейне. Из любовной лирики.

Эмма

*****

Сутки должен ожидать я
Сокровеннейших услад,
Что украдкой посулил мне
Нежный и лукавый взгляд.

О, язык наш так бессилен,
И плохой от слова прок:
Вымолвишь... и улетает
Вдаль прекрасный мотылёк!

Ну а взгляд - он беспределен,
Беспредельный свет струит.
От него в душе, как в небе,
Счастье звёздное горит.

*****

Месяц тянется любовь -
И ещё ни поцелуя!
Сохнут жаркие уста,
В одиночестве тоскуя.

Был так близок счастья миг,
Я дыхание любимой
Ощущал у самых уст -
И промчалось счастье мимо!

*****

Эмма, молви без раздумья:
От любви безумным стал я,
Или же любовь такая -
Только следствие безумья?

Я измучен, друг мой Эмма,
Сверх любви моей безумной,
Сверх моей любви безумья,
Разрешеньем сей дилеммы.

*****

Тенью мрачною, густою
К нам крадётся злая ночь.
И устали мы душою,
И зевков не превозмочь.

Ты стара, и я не молод.
О весне забыли мы,
И в душе не жар, а холод.
Нам недолго ждать зимы.

Ах, кончаем мы в печали:
После всех любовных бед
Беды без любви настали.
Смерть бредёт за жизнью вслед.

[Мела]

То-то радости пустомелям,
Темноты своей не стыжусь,
Не могу я быть Птолемеем,
Даже в Энгельсы не гожусь.
Но от вечного бегства в мыле,
Не устройством своим томим,
Вижу - что-то неладно в мире,
Хорошо бы заняться им,
Только век меня держит цепко,
С ходу гасит любой порыв,
И от горести нет рецепта,
Все, что были, - сданы в архив.
И все-таки я, рискуя прослыть
Шутом, дураком, паяцем,
И ночью, и днем твержу об одном -
Не надо, люди, бояться!
Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: "Я знаю, как надо!"
Кто скажет: "Идите, люди, за мной,
Я вас научу, как надо!"

И, рассыпавшись мелким бесом,
И поклявшись вам всем в любви,
Он пройдет по земле железом
И затопит ее в крови.
И наврет он такие враки,
И такой наплетет рассказ,
Что не раз тот рассказ в бараке
Вы помянете в горький час.
Слезы крови не солонее,
Дорогой товар, даровой!
Прет история - Саломея
С Иоанновой головой.

Земля - зола и вода - смола,
И некуда, вроде, податься,
Неисповедимы дороги зла,
Но не надо, люди, бояться!
Не бойтесь золы, не бойтесь хулы,
Не бойтесь пекла и ада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: "Я знаю, как надо!"
Кто скажет: "Всем, кто пойдет за мной,
Рай на земле - награда".

Потолкавшись в отделе винном,
Подойду к друзьям-алкашам,
При участии половинном
Побеседуем по душам,
Алкаши наблюдают строго,
Чтоб ни капли не пролилось.
"Не встречали - смеются - Бога?"
"Ей же Богу, не привелось".
Пусть пивнуха не лучший случай
Толковать о добре и зле,
Но видали мы этот "лучший"
В белых тапочках, на столе.

Кому "сучок", а кому коньячок,
К начальству - на кой паяться?!
А я все твержу им, ну, как дурачок:
Не надо, братцы, бояться!
И это бред, что проезда нет,
И нельзя входить без доклада,
А бояться-то надо только того,
Кто скажет: "Я знаю, как надо!"
Гоните его! Не верьте ему!
Он врет! Он не знает - как надо!

(с) А. Галич

[Гретхен]

Ворон

Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,
Задремал я над страницей фолианта одного,
И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
Будто глухо так застукал в двери дома моего.
"Гость, - сказал я, - там стучится в двери дома моего,
Гость - и больше ничего".

Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,
И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер.
Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали
Облегченье от печали по утраченной Линор,
По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор, -
Безыменной здесь с тех пор.

Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах
Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего,
И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:
"Это гость лишь запоздалый у порога моего,
Гость какой-то запоздалый у порога моего,
Гость - и больше ничего".

И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга.
"Извините, сэр иль леди, - я приветствовал его, -
Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,
Так неслышны ваши стуки в двери дома моего,
Что я вас едва услышал", - дверь открыл я: никого,
Тьма - и больше ничего.

Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный
В грезы, что еще не снились никому до этих пор;
Тщетно ждал я так, однако тьма мне не давала знака,
Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: "Линор!"
Это я шепнул, и эхо прошептало мне: "Линор!"
Прошептало, как укор.

В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери
И услышал стук такой же, но отчетливей того.
"Это тот же стук недавний, - я сказал, - в окно за ставней,
Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,
Это ветер стукнул ставней у окошка моего, -
Ветер - больше ничего".

Только приоткрыл я ставни - вышел Ворон стародавний,
Шумно оправляя траур оперенья своего;
Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо;
С видом леди или лорда у порога моего,
Над дверьми на бюст Паллады у порога моего
Сел - и больше ничего.

И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,
Видя важность черной птицы, чопорный ее задор,
Я сказал: "Твой вид задорен, твой хохол облезлый черен,
О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер,
Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простер?"
Каркнул Ворон: "Nevermore".

Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,
Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был явный вздор;
Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться,
Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор,
Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,
Птица с кличкой "Nevermore".

Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти
Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор.
Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,
И шептал я, вдруг вздохнувши: "Как друзья с недавних пор,
Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор".
Каркнул Ворон: "Nevermore".

При ответе столь удачном вздрогнул я в затишьи мрачном,
И сказал я: "Несомненно, затвердил он с давних пор,
Перенял он это слово от хозяина такого,
Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор,
Похоронный звон надежды и свой смертный приговор
Слышал в этом "Nevermore".

И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,
Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор,
Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,
Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор,
Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,
Хриплым карком: "Nevermore".

Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой,
Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,
Тусклой люстрой освещенный, головою утомленной
Я хотел склониться, сонный, на подушку на узор,
Ах, она здесь не склонится на подушку на узор
Никогда, о nevermore!

Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма
И ступили серафимы в фимиаме на ковер.
Я воскликнул: "О несчастный, это Бог от муки страстной
Шлет непентес - исцеленье от любви твоей к Линор!
Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"

Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор
Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу,
Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор,
Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"

Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Если только Бог над нами свод небесный распростер,
Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми,
Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Линор -
Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"

"Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! -
Я, вскочив, воскликнул: - С бурей уносись в ночной простор,
Не оставив здесь, однако, черного пера, как знака
Лжи, что ты принес из мрака! С бюста траурный убор
Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!"
Каркнул Ворон: "Nevermore!"

И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,
С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;
Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,
И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер,
И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.
Никогда, о, nevermore!
------------------
Э. По, перевод М. Зенкевича

[Светлана]

Спасибо, Гретхен! Очень люблю это стихотворение. )))

[Гретхен]

Сообщение от Светлана

Спасибо, Гретхен! Очень люблю это стихотворение. )))

Рада, что пришлось по душе)
Согласись, что это самый вкусный перевод?)

[Мела]

Этюд

захлебываясь пятой сигаретой
увижу, как луна скатилась с трона
я взрослая для слез
но где-то...
где-то...
во мне ревет испуганный ребенок

а, может, заберешь меня отсюда?
я знаю
я еще не заслужила
я лишь мазок бездарного этюда
и порван стих…
и пролиты чернила…


Ангел

в решетке проводов гноятся тучи
в огрызках звезд горящий горизонт
оскал мостов
и сыростью измучен
мой новый зонт

и ветер зол
он рвет зажженный факел
забыли флаги, что такое штиль
но я не плачу, как не плачет Ангел
наколотый на шпиль.

(с)
Гедда Габлер

[Марина]

Nina, спасибо за замечательные строки!
больше нигде не пересекаемся, к сожалению(
с наступающим Новым Годом!

[АЙЯ]

Да, стихи замечательные. Спасибо, Нина. С Новым Годом.

[Shtuchka]

http://www.youtube.com/watch?v=XsZU6zo1I80

[АЙЯ]

Это Дмитрий Воденников. Фрагменты небольшой поэмы

[Shtuchka]

До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.

С.Есенин (последнее стихотворение)

[АЙЯ]

Иосиф Бродский

Родила Тебя в пустыне
Я не зря.
Потому что нет в помине
в ней царя.

В ней искать Тебя напрасно.
В ней зимой
стужи больше, чем пространства
в ней самой.

У одних - игрушки, мячик,
дом высок.
У Тебя для игр ребячьих -
весь песок.

Привыкай, Сынок, к пустыне
как к судьбе.
Где б Ты ни был, жить отныне
в ней Тебе.

Я Тебя кормила грудью.
А она
приучила взгляд к безлюдью,
им полна.

Той звезде, на расстояньи
страшном, в ней
Твоего чела сиянье,
знать, видней.

Привыкай, Сынок, к пустыне.
Под ногой,
окромя нее, твердыни
нет другой.

В ней судьба открыта взору
за версту.
В ней легко узнаешь Гору
по Кресту.

Не людские, знать, в ней тропы!
Велика
и безлюдна она, чтобы
шли века.

Привыкай, Сынок, к пустыне,
как щепоть
к ветру, чувствуя, что Ты не
только плоть.

Привыкай жить с этой тайной:
чувства те
пригодятся, знать, в бескрайней
пустоте.

Не хужей она, чем эта:
лишь длинней,
и любовь к Тебе - примета
места в ней.

Привыкай к пустыне, милый,
и к звезде,
льющей свет с такою силой
в ней везде,

точно лампу жжет, о Сыне
в поздний час
вспомнив, Тот, Кто Сам в пустыне
дольше нас.


1992

[Гретхен]

Гладиатор

Повседневных мелочей круглый цирк
Оглушает, и пылит, и зовет.
Его крик летит петлей во все концы,
Роет память, словно землю старый крот.

И под грохот самой комнатной трубы,
Под сиянье лишаев на потолке
Появляется, как вепрь, жесткий быт
Гладиатору в измятом пиджаке.

От свидетелей окрестности черны,
Быт идет, остря клыки меж дел,
Через речи переходит, через сны
Отдуваясь на арене, как в воде.

Его гнева мне знакома толщина,
Что вскипает, по обычаю урча.
Его хитрости измерена струна
Вплоть до пены, доплеснувшей до плеча.

Ежедневно перед толпами тревог
Гладиатором в изношенных штанах
Я красуюсь, не щадя ни рук, ни ног,
Я оспариваю вепря черный шаг.

Он и к песенному вызову глухой.
Полуслеп он и в конце концов ничей,
Пляшет, харкает бумажною трухой,
Дышит пылью нестерпимых мелочей.

Лишь запомнив и дела и песни те,
Что друзьями были мне,
На бой бреду,
И споткнусь ли в западне, на нищете,
В одиночество ль, как в яму, упаду, -

И пройдет амфитеатрами заря –
Та, последняя, что смоет, как прилив,
Если падать, так уж падать, разъярясь,
Хоть одно ребро у вепря проломив!

Н. Тихонов.