Cказки на ночь

[DarthVader]

Сообщение от Вега

А фильм посмотри. Рекомендую.

Спасибо за рекомендацию, но думаю в этом фильме от настоящего Андерсена нет ничего. Хотя... лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать (с)

[raduga]

Сказка о Сказочнике




Жил-был... Так начинаются все сказки, и даже сказка о... Сказочнике.
Эта история произошла в давние времена, когда в комнатах наверху, под самыми крышами, жили те, кто не имел достаточно средств, чтобы снять приличное жильё. И Сказочник был из их числа. Правда, не каждый, кто жил под крышей, умел сочинять сказки, наверное, потому, что доверие звёзд - этих великих рассказчиков и хранителей сказок, нужно было ещё заслужить. Ведь звёзды любят взаимность, и видят только тех, кто видит их. А Сказочник их видел, более того, он научился понимать их язык. Ведь то, что люди принимают за мерцание, на самом деле язык звёзд - звёздная азбука Морзе.
Из своего окна, по ночам, Сказочник смотрел на небо. Он видел созвездия, даже знал, как они называются, но лишь ему были открыты настоящие имена, и лишь он видел те созвездия, которые были скрыты от тех, для кого звёздное небо было лишь картой.
Никто не видел чарующего созвездия Фей - россыпь мерцающих звёзд, дарящих ему волшебные сказки о зачарованных мирах. Иногда Феи устраивали фейерверки из сверкающих метеоритов, и Сказочник знал, что сейчас в их дворце празднуют день рождения новой звёздочки, и знал, что потом ему обязательно расскажут новую сказку. Ведь рождение звезды всегда связано с рождением сказки или мечты. Но только той мечты, которая сама похожа на сказку.
Рядом с созвездием Фей располагалось созвездие Бабочек. Нет, они не рассказывали ему сказки - они сами были чудесной сказкой и весело порхали над созвездием Цветка.
Но больше всего ему нравилось общаться с Котом. Кот сидел, обернувшись хвостом, и смотрел на него двумя яркими, лучистыми глазами. Кот был очень недоволен рассказами Фей и всегда им возражал.
- Непр-р-равда, - мурчал он ему, - не слушай их. Они тебе пор-р-раскажут... Вот как было на сам-мяу-ом деле, - и Кот рассказывал свою историю.
Сказочник понимал, что это совсем другая история; мало ли на свете жило прекрасных принцесс, принцев, трубадуров, странствующих рыцарей и драконов, но никогда не спорил с Котом, а с радостью записывал новую сказку.
Иногда они просто беседовали. Ведь Кот был учёным котом и знал почти всё. И даже то, что будет.
- Пр-ройдёт вр-ремя, - урчал Кот, - и даже дети пер-рестанут вер-рить в сказки, потому что пер-рестанут их слушать, а будут смотр-реть. А ведь только слушая или читая, можно увидеть СВОЮ сказку и поверить в неё. А потом научиться и сочинять.
Сказочник кивал головой, но в душе не верил Коту. Или просто не хотел верить...
Рядом с Котом жил Пёс. Они никогда не ссорились. Пёс и сам с удовольствием слушал рассказы Кота. Пёс не рассказывал сказки, но то, что он говорил ему своим мерцанием, было порой для Сказочника дороже всех сказок. Неправда, что звёзды излучают холодный свет. Достаточно прочитать то, что передавал ему Пёс:
- Я - твой друг, - говорил Пёс, - когда тебе будет трудно, посмотри на меня, я никогда тебя не предам.
Так проходили дни. Одни небесные друзья отправлялись в путешествия за новыми сказками, другие возвращались и, конечно же, не с пустыми руками. По ночам Сказочник записывал волшебные истории, подаренные ему звёздами, а днём выходил во двор и рассказывал их детям, которые сразу же обступали его. Именно они дали ему это прозвище - Сказочник. А взрослые называли его чудаком...
Но однажды случилось непредвиденное. Была поздняя осень, Сказочник сильно простудился, и его увезли в больницу. Целых две недели он не видел звёзд, не слышал их историй...
"Когда тебе будет трудно..." Ему было очень трудно и плохо. Поэтому он старался поправиться, как можно скорее, чтобы вернуться домой к своим друзьям.
Выйдя из больницы, он полной грудью вдохнул прохладный воздух, в котором уже чувствовалось приближение зимы, и глянул на небо. Больше всего Сказочник боялся, что небо будет затянуто тучами, как это было последнюю неделю. Но небо было ясным, и солнце, клонившееся к закату, укоризненно провело по его глазам колючим лучом, заставив на миг зажмуриться. Сказочник улыбнулся. Он любил солнце не меньше звёзд и, если бы солнце услышало его сказки, оно бы не упрекало его ни в чём, увидев, как много в них солнечного света.
Он так торопился поскорее подняться к себе домой, что даже не обратил внимания на изменения, которые произошли рядом с его домом, не заметил, что вместо старого тополя стоит какой-то столб...
Едва стемнело, он, закутавшись в одеяло, распахнул окно и глянул на небо.
- Вот я и вернулся, - сказал он, - здравствуйте...
Но неожиданно ему в глаза ударил свет: непонятный, чуждый. Он даже прикрыл глаза рукой. Что это было? Луна? Но, нет. Прямо под его окном вспыхнул фонарь...
И в тот же миг звёзды в панике стали разбегаться. Сказочник всматривался в небо, пытаясь отыскать знакомые очертания своих друзей, но они блекли, таяли в этом ярком, холодном свете, достигающим, как казалось, небес.
"Подождите..., - звал их Сказочник, - куда же вы?.. Вернитесь! Как же я буду теперь без вас?.."
Он посмотрел на фонарь. Что он знает о сказках? Может ли рассказать хотя бы одну?
Увы... Фонарь был далёк от сказок, он показывал жизнь, без всяких прикрас и волшебства. Сказочник впервые смотрел вниз, и в ярком свете фонаря видел мусор на земле, и гору опилок, неубранную после спиленного тополя, видел бездомного, который спал на лавочке... Это был мир, в котором он жил, но которым не жил никогда...
В его глазах стояли слёзы. Может быть, в этом виноват был ветер?..

- Эй, Джон! Я слышал, что твой брат искал дешёвую комнату? Передай ему, что в доме освободилась одна, та, что на чердаке.
- Не та ли, в которой жил этот старый чудак? Разве он умер?
- Нет. Сегодня ночью его увезли в психиатрическую лечебницу. Он разбивал фонари, потому что они ему, видите ли, мешали разговаривать со звёздами...


© Илинар

[t_d_]

НЕ ОТ МИРА СЕГО...

Над крышами Грановитой палаты, над колокольней Ивана Великого, над Государственным Кремлевским дворцом плыл легкий белый дымок. Морозный воздух пах необычно – вроде бы гарь, но сладкая, странная. Раньше ее списывали на ароматные испражнения труб "Красного Октября". Но шоколадную фабрику давно попилили на лофты и галереи. И поэтому казалось, что воздух подслащивают специально, чтобы отбить какой-то другой, тревожный привкус.

Отец Мефодий, вышедший подышать за компанию с соскучившимся по куреву Зыкиным, дымок сразу приметил. Обернувшись к Зыкину, который ломал спичку за спичкой, пытаясь прикурить, он с невинным видом поинтересовался:

- Что, уже прогреваете?

Зыкин ответил не сразу: сначала зачем-то протер крупный значок с державным триколором на лацкане строгого пиджака, потом затянулся. Наконец кивнул.

- Проверяют исправность. От ваших, кстати, - он кивнул на старинную, но все такую же стройную, словно Людмила Гурченко, колокольню, - тоже дым валит.

- Колокольня Ивана Великого не в собственности РПЦ, - мягко возразил отец Мефодий. – С семнадцатого года, после большого передела ваши отобрали.

- А Храм Христа Спасителя? – не отставал Зыкин. – Вчера ночью ехал мимо, гул от него как на Байконуре.

- Бдим и молимся всенощно, - отец Мефодий потупился. – О спасении человеков от страшной напасти, от гнева Господня.



- А сами тем временем лыжи навострили, - Зыкин очертил окурком плавящиеся на ярком декабрьском солнце золотые кресты.

- Мы можем лишь молиться, предотвратить катастрофу не в наших силах, - печально вздохнул священник. – Это удел мирян…

- А я думал, раз речь идет о внеземном, вы как раз могли бы вмешаться, - остро глянул на него Зыкин.

- Увы, - отец Мефодий потряс головой. – Вы можете представить себе, как прискорбно нам будет расстаться с этой землей, но иного выхода нет.

- Так не осуждайте и нас, - нахмурился Зыкин. – Пойдемте внутрь, батюшка. Незачем дышать этой дрянью.

Бутафорские екатерининские гвардейцы открыли перед ними двери в неимоверных размеров бело-золотой зал, битком забитый основательными гражданами в добротных костюмах и бородатыми мужами в черных рясах. Меж них сновали учтивые официанты с тяжелыми подносами, но собравшимся, похоже, было не до еды. Зал гудел разворошенным ульем.

Тут были и люди с депутатскими значками, и министры, и чины из администрации президента. Где-то в глубине, в плотном кольце архиепископов и секретарей, негромко, но внушительно вещал патриарх. Богатыри с прозрачными завитками наушников и парализованными лицами протащили к выходу задержавшегося дольше положенного телеоператора.

Щелкнули и заперхали динамики, и тут же в зале воцарилась тишина. Колонки проснулись и заговорили: негромко, довольно высоким, но очень уверенным голосом. Из-за столпотворения Зыкину не было видно говорившего, но этот голос он не смог бы спутать ни с чьим другим.

- Уважаемые коллеги. Друзья. Как вы знаете, над Землей нависла страшная угроза. Наша радиокосмическая разведка сообщает о приближении небесного тела... – динамик зашуршал бумажкой. - Астероида Зет-Икс 716 А. Его вес превышает три тысячи тонн, и, по
всем расчетам, он столкнется с нашей планетой всего через две недели...

* * *

- Американские фондовые рынки открылись очередным падением, - озабоченно сообщила ведущая, выглядывая из телевизора в убогую кухоньку. – Золотовалютные резервы России на этой неделе выросли на полтора миллиарда долларов. Во Владивостоке продолжаются спасательные работы на месте обрушения пятиэтажного дома. АвтоВАЗ объявил о сокращении пятисот рабочих мест…
И только что мы получили кадры из Кремля…

Антон Алексеевич откупился ириской от занывшей со скуки внучки и, макнув картофелину в соль, сделал погромче. Раздосадовано посмотрел на постепенно возбуждающийся чайник со свистком, подошел к эмалированной старой плите и перекрыл чайнику газ.
Глянул в загаженный двор, огороженный белыми блочными пятиэтажками, иссеченными такими жирными швами, будто их собирали, как Франкенштейна, из трупов разных домов.

- …торжественный прием делегатов Вселенского собора в присутствии депутатов Государственной Думы и членов Совета Федерации. Уникальное событие, объединившее первых лиц духовенства и первых лиц государства…

Антон Алексеевич плеснул в чашку со сколотой золотой каемкой жидкого чаю, и, близоруко щурясь, подошел поближе к мерцающему экрану, зашевелил губами.

- … Обсудили выход из экономического кризиса, финансирование социальных программ, поддержание здорового нравственного и психологического климата в стране…

- Ведь те же самые хари, что и тридцать лет назад, - пробубнил Антон Алексеевич, ткнув жирным пальцем в выпуклый экран. – Кто-то помер, конечно, кто-то подрос… А вот этот… Как его… И вот еще. Видать, оттуда только ногами вперед, - вздохнул он.

- И в завершение выпуска – о погоде, - умиротворяюще улыбнулась ему телеведущая.

* * *

В зале раздались сдержанные аплодисменты. Хлопали, разумеется, не известию о том, что в скором времени гигантская глыба протаранит Землю. Нет, просто показывали, что тронуты неподдельным патриотизмом Президента.

- Да, именно с нашей планетой, - почувствовав, что взял верную ноту, закрепил успех говоривший. - Потому что планета, на которой родились мы все, на которой появились на свет наши дети, наша. И именно поэтому решение, которое я принял после совета с Патриархом, далось мне так нелегко...

[t_d_]

Из зала все расходились подавленные, погруженные в свои мысли. Зыкин вплоть до самых последних слов президентского обращения надеялся, что будет найден другой выход. Отец Мефодий, который понуро брел с ним рядом, волоча полы рясы по бурым лужицам, молчал.

- Что, на юга-то не хочется? – невесело спросил у священника депутат, кивая на солнце.

- Да уж... Прижились мы тут, чего там, - хмуро отозвался батюшка. – Да мы-то ладно... Спасемся. Паству бросать жалко.

- Мне, знаете, всегда нравилась эта ваша прямота. Никаких экивоков, - хмыкнул Зыкин. – "Паства" ведь от слова "пасти", так? А "пастырь" это просто "пастух", да? Стадо, выражаясь современным языком.

- Ну да... – рассеянно кивнул отец Мефодий. – Все честнее, чем электоратом звать. Они же ничего не выбирают, а уж тем более им не попасть в избранные. А доили вы их не меньше нашего, если вы на это намекаете. Только вам от них одно нужно было, а нам другое.
Богу, как говорится, богово, а кесарю – кесарево.

- Вы, между прочим, тоже аборигенов не брали, - отметил депутат.

- Мы с ними игр хотя бы не затевали. Веками внушали, что власть дается свыше. Что вам все неймется…

- Да ладно, батюшка. Что нам теперь-то делить? Досадно все это просто.

- А нам-то как! – всплеснул руками тот. – Ведь только-только с вами заново договорились по-человечески, - он не сдержал невольной улыбки, - только стали об обидах забывать… За семьдесят лет накопленных. Только вера у паствы стала крепнуть… Потоком пошла…

- И у нас потоком, - почесал голову Зыкин. – Экспорт наладили… Электорат снова приручили, за небольшой, в общем, процент. Эх! Да что там процент! В магазины сосиски развези, чтобы без очередей, да йогурт подешевле. Ну и виски, или что там они пьют, чтобы успокаиваться.

- Виски, по-моему, не пьют, - с сомнением откликнулся отец Мефодий. – По-моему, вино пьют, хотя ручаться я бы не стал.

- Неважно… - отмахнулся депутат. – В стране процветание было, все себе немецкие машины напокупали, на отдых - на Сейшелы на прайват джетах… Им хорошо – и нам нормально. Качай – не хочу. Ну или дои, в вашем случае.

- Ну нет, мы еще когда вас предупреждали, что все так кончится? Уже двадцать лет назад стали станции и челноки строить по всей стране, - возразил священник. – Готовились к исходу. Но надеялись на вас. На технологию. Думали, сможете отразить.

- Если бы там один метеорит, - вздохнул Зыкин. – Так ведь это только флагман нескончаемой армады… Тысячи и тысячи. Угораздило же Землю оказаться на их пути. Мы уж, знаете, и так отвлекали их как могли. Все сделали, чтобы аборигены на них внимания не обращали, чтобы не паниковали. Постарались их другим занять. Кризис этот вот… Опять же, цены скинули. Ну и вам от него только польза была. Электорат, лишенный ресурсов, естественным образом превращается в паству. Духовное побеждает материальное, когда заканчиваются деньги.

- Да, у нас последний год богатый выдался, - признал другой.

- Увы, все хорошее имеет свойство заканчиваться, - грустно подытожил депутат.

Выйдя из ворот Спасской башни, они зашагали к стоянке, где обоих под парами ожидали похожие черные авто.

- Приятный вы собеседник, батюшка. Даже странно как-то с вами прощаться, - Зыкин протянул отцу Мефодию руку.

- Вы слышали, - смиренно пожал плечами священник. – Наше руководство приняло такое же решение. Полная эвакуация.

- Куда же вы теперь? Домой? На Южный Крест? – депутат оглянулся на вздымавшийся вдалеке мощный силуэт Храма Христа Спасителя.

- Да. На наш скромный ковчег… и на юга, как вы выражаетесь, - перехватив зыкинский взгляд, кивнул батюшка.

- Ну, а мы на Большую Медведицу, - зачем-то сказал Зыкин, будто отец Мефодий и сам этого не знал.

- Что же, - улыбнулся ему священник. – Будете в наших краях, как говорится, милости просим. Выглядеть я, сами понимаете, дома буду
несколько иначе… Надеюсь, не испугаетесь каких-то там щупалец.

- А вы, я уверен, сумеете разглядеть мою душу под хитиновым панцирем, - усмехнулся депутат.

- Когда-нибудь мы обязательно встретимся, - батюшка вдруг отдал Зыкину карикатурный мушкетерский салют, и оба засмеялись.

* * *

Эвакуация началась через трое суток. Ровно в четыре ночи приторный дымок, все струившийся над Кремлем, окреп, загустел, окутал мглою Царь-Пушку и Царь-Колокол, дворцы и музеи, заполнил огромную чашу кремлевских стен до края и выплеснулся наружу.

Неистово загудела земля. Словно собака, вернувшаяся с прогулки и отряхивающая мокрую шерсть, затряслась, завибрировала Кутафья башня, потом разом слетела с нее шелуха кирпичей и обнажился литой корпус, словно металлический, но удивительный,
цвета расплавленного олова, без швов и иллюминаторов. За Кутафьей последовала Боровицкая, за ней – Арсенальная, и Сенатская…
Все, кроме Спасской.

Повинуясь неслышному сигналу, корабль, скрывавшийся в первой башне, похожий не на ракету даже, а на поставленный на попа цеппелин, вырвался из асфальта, из брусчатки, и бесшумно ушел в небо. Стартовали следом за ним и остальные башни, делая кремлевскую стену похожей на старческую беззубую челюсть.

И тут город накрыл невообразимый рев. Горделиво, неспешно высвобождаясь из-под бетонных плит, стряхивая штукатурку и позолоту, над Москвой поднималось циклопических размеров судно, не линкор даже, а нечто доселе невиданное. Взлетал Храм Христа Спасителя. За ним, пропустив титана вперед, выстрелили десятки небольших спасательных челноков, упрятанных в часовнях и монастырях, в церквях всех мастей.

Через четверть часа столицу было не узнать: город словно повторил судьбу Дрездена. Незыблемыми оставались лишь Спасская башня и колокольня Ивана Великого. На полпути между ними, одинокие, застыли две фигурки.

- Простите, если что не так, - сказал Президент. – Я пойму вас, если вы все еще держите на нас зло за ту историю с Никоном и за
тридцать седьмой…

- Ну что вы… Быльем поросло, - улыбнулся в бороду Патриарх. – Ведь в конце концов мы неплохо сработались.

Улыбаясь друг другу тепло и не вполне искренне, как Сталин Рузвельту в Ялте, они распрощались. Президент нырнул в боковую дверцу Спасской башни, патриарх поднялся по ажурной лесенке в древнюю колокольню.

Еще миг – и две ярчайших звезды метнулись ввысь, теряясь среди других звезд.

Дмитрий Глуховский

[Lady Algiz]

Мышь Гликерия и маленькие пупырышки.
Мышь Гликерия всегда ходила босиком. Ей нравилось, как трава щекочет задние лапы. И еще ей нравилось ходить по гладкому асфальту после дождя. И теплая мягкая пыль ей нравилась – лапа утопала в ней по щиколотку. Но особенно Гликерии нравилось, если по дороге попадалась коричневая жидкая грязь. Потому что она приятно чавкала, если в ней топтаться. И иногда даже получалось так, что из под пальцев всплывал и густо лопался замечательный пузырь. И лапы, аккуратно обмазанные грязью, Гликерии нравились. Гликерия всегда представляла, что на ней фильдеперсовые чулочки шоколадного цвета. Что такое «фильдеперсовые», Гликерия не знала. Она прочитала это слово в старом журнале, и оно ей запомнилось.
Однажды в среду Гликерия собралась в гости к старой знакомой. Старая знакомая так долго жила на свете, что полагала неприличным бегать по гостям самой, как какая-нибудь молоденькая зверушка. Поэтому все приходили к ней в гости и приносили подарки. А хозяйка угощала пришедших смородиновым чаем с маковым рулетом.
Гликерия надела свое самое любимое платье – ну, то самое, с сиреневыми цветочками на подоле и полосатыми рукавами, - и отправилась в гости. Она шла босиком и рассеянно думала о том, что ее маленькие лапки с аккуратными пальчиками очень мило выглядывают из-под сиреневых оборок.
В подарок старой знакомой на этот раз она несла моток белых ниток. Старая знакомая очень любила вязать салфетки и связала их уже целую тысячу. Поэтому новый моток ниток был всегда кстати.
Дорогу Гликерия знала наизусть и могла идти с закрытыми глазами. Сначала немного шелковых клеверных листочков, потом направо по сыпучему горячему песку минуты три, потом по краешку тропинки под соснами, по сухим сосновым иголкам. Если ставить лапу аккуратно – никогда не уколешься.
- Здравствуй, Гликерия, - сказала старая знакомая и протянула лапу за подарком. Гликерия положила в протянутую лапу белый клубок и сделала книксен.
- Обувь можешь не снимать, проходи прямо в туфлях, - продолжала старая знакомая, и добавила назидательно: - Ведь предлагать гостям тапочки – дурной тон.
Старая знакомая знала о хороших манерах все.
Гликерия услышала предложение не снимать обувь и немножко растерялась.
Она подумала, что в гостях, конечно же, надо стараться выполнять пожелания хозяев. Иначе получится невежливо. И теперь, с одной стороны, она поступает так, как ей велели. То есть не снимает обувь. С другой стороны, - она не может, как ей было предложено, пройти прямо в туфлях. Ведь у Гликерии нет никаких туфель.
Гликерия смущенно затопталась у порога. И даже начала немножко приседать, чтобы скрыть под сиреневой оборкой босые лапки.
Но, надо признать, что босым лапкам в гостях у старой знакомой было приятно. Во-первых, в прихожей был прохладный и гладкий паркет. А когда Гликерия все же шагнула в гостиную, то лапки попали прямо на пушистый мягкий ковер.
- Ах, Гликерия, да ты, никак, босиком! – воскликнула за ее спиной хозяйка.
И все гости повернулись на Гликерию.
- Как это мило! – сказала дама с аккуратно причесанным на прямой пробор хвостом.
- Какая непосредственность! – прищурилась дама с лихо подкрашенными кисточками на острых ушках.
- Очаровательно! - склонила голову дама с напудренными серебряной пудрой усами.
Гликерия почесала правой задней лапкой левую.
И посмотрела на гостей.
Все без исключения дамы были на высоких каблуках.
Дамы, увидев босую Гликерию, очень обрадовались.
Ведь в гостях надо чем-то заниматься? Например, играть в «Кто сегодня не пришел?», или считать серебряные вилки, или придумывать темы для светской беседы.
А теперь все обступили Гликерию и наперебой начали советовать ей, какие именно надо купить туфли. Непременно на высоком каблуке. Потому что ходить босой – неприлично!
Гликерия вздохнула, развернулась и пошла в обувной магазин.
- Если бы эти туфли начали говорить, - размышляла Гликерия, продвигаясь маленькими шажками вдоль полок, - я бы уж, наверное, обращалась к ним только на «Вы». Но полагаю, они вообще не стали бы со мной разговаривать.
Украдкой, в уголке Гликерия примерила пару поскромнее. Ноги выгнулись колесом, колени дрожали. Ходить Гликерия могла, но только цепляясь за мебель и помогая себе хвостом. В глазах стоял туман. В тумане было не видно, где кончаются туфельные носы.
Сняла Гликерия туфли. Дальше пошла. Туман рассеялся.
- О, вот это как раз для меня. Нестерпимая красота!
Нашла Гликерия обувку. Верх мягкий, синий, с заклепочками. Шнурки длинные-предлинные и большими бантиками завязаны. Носок круглый, белый. И подошва белая, ровная, с выбитым узором. Уголки, кружки и маленькие пупырышки.
Пупырышки Гликерию особо очаровали.
Купила Гликерия синие кеды.
Лапе удобно.
Идет Гликерия домой по песчаной тропке. За ней по песку тянутся уголки, кружки и пупырышки.
Оборачивается Гликерия, любуется пупырышками.
А босиком можно и завтра походить.

[Вега]

В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жила-была прекрасная, независимая, самостоятельная и умная принцесса. Вот однажды сидела она на берегу живописного пруда в зеленой долине близ своего замка, размышляла о смысле жизни и вдруг увидала лягушку.
Лягушка прыгнула ей на колени и сказала: "Милая, добрая девушка. Когда-то я был прекрасным принцем, но злая колдунья заколдовала меня, превратив в лягушку. Если ты меня поцелуешь, я снова превращусь в принца, и тогда, моя прелесть, я поселюсь в твоем замке, а ты будешь готовить мне еду, чистить моего коня, стирать мою одежду, растить моих детей и радоваться, что я взял тебя в жены..."
Тем же вечером, легко поужинав лягушачьими ножками с приправами и бокалом белого вина, Принцесса тихонько хмыкнула и подумала: "Ага...щааазз!"
(с)

[Vivre]

это напоминает ситуацию с лягушками принцами в Америке

[Вега]

Для тебя
я перевёл 155-й сонет Шекспира,
а ты закрыла глаза на то,
что их всего 154.
Для тебя
я разучил Лунную сонату,
а ты закрыла глаза на то,
что в моём исполнении
она удивительным образом
напоминает «В траве сидел кузнечик»
Для тебя
я нарисовал Большую Медведицу
в небе над танцующим Буэнос-Айресом,
а ты закрыла глаза на то,
что в Южном полушарии её не разглядеть.
Для тебя
я написал 30 августовских хокку о твоих губах
по одному на каждый день месяца,
а ты закрыла глаза на то,
что в августе их не 30 а 31.
Когда
мужчина творит для женщины,
женщина
может закрыть глаза на что угодно

(Шарль Патриков)

[Вега]

КАК Я УБИЛ ЧЕЛОВЕКА

Молодость дана человеку, чтоб он шел вразнос, делал ошибки и учился на них.
Если ты умеешь учиться на чужих ошибках, значит ты настолько мудр, что тебе уже нечему учится...так что – только на своих.
Кто из нас не делал глупости?
Но глупости бывают разными: мелкими, серьезными, дуростями и непоправимыми...
Повезло тем кто как-то смог вовремя остановится на грани непоправимого.
Я вот не смог, ума не хватило, так получилось...
Но когда я уже сорвался в пропасть, какая-то сила подхватила меня и противореча законам природы, все «отмотала» назад, погрозила пальчиком и сказала: «Ай-я-яй...»
Вот с этим «ай-я-яй» в голове с тех пор я и живу.

Дело было 25 лет назад (Как время идет...)
Наша рота крутилась на плацу готовясь к строевому смотру по случаю приезда генерала.
Ветра нет, жара за сорок, а мы в парадках. По спинам течет липкий пот, любое движение доставляет гадостные ощущения. До общего построения минут пять и все бродят сонными мухами: кому осталось пару раз «терануть» щеткой по сапогам, кто регулирует автоматный ремень, кто монотонно мусолит бляху.
Между «мухами» барражирует счастливый человек, счастливый, оттого что сегодня в наряде по кухне, а не в жарком, шерстяном костюме для похудания...
Человеку весело потому, что он может безнаказанно строить маленькие подлянки: кому пендаля даст, у кого автоматный магазин снимет и бросит под ноги, кому на блестящий сапог наступит...
Безнаказанность его заключалась в том, что был он одет не в пример легче нас, при этом обут в полукеды (в сапогах его не догонишь, нечего и пытаться).
Каждый объект «шутки» дергался вдогонку, но паренек оказывался уже в шести метрах и это вызывало вялый общий хохот.
Дошла очередь и до меня.
Он подкрался сзади и сбил с моей головы фуражку. Мне было так обидно, еще чуть чуть и я готов был расплакаться, крикнуть всем: «Да пошли вы в жопу с вашей армией!!!» ...бросить все и пойти домой.
Внутри от злости все клокотало. Попытался погнаться – уронил автомат, а у самого и так спина мокрая... Я только дико, как свинья заорал: «Сука!!! Поймаю, убью!!!»
Через минуту ко всеобщему веселью моя фуражка опять слетела и упала в пыль...
Я оглянулся, счастливчик уже стоял в трех метрах от меня и ехидно подначивал: «Ну, ну, догоняй, на старт, внимание...»
Я со всей дури метнул в него своим автоматом, но к всеобщему веселью, больно задел другого.
Вроде бы ерунда, сейчас то я понимаю, что это всего лишь сбитая фуражка, мокрая спина и хреновое настроение, а тогда в меня вселился бес...я так орал, обещая его уничтожить, что напрочь охрип.
И тут случилось то что обычно все меняет и делит жизнь на «до» и «после»:
С меня опять слетела фуражка, «планка» моя упала вместе с ней, и разум покинул тело...
Быстрым движением, я вырвал из ножен штык-нож и не глядя, с разворота, с запредельной силищей всадил его в грудь живому человеку!!!

Странно бы я смотрелся на суде, когда бы глядя в глаза матери убитого, просил прощения и оправдывался: «он первый начал – сбил с меня фуражку...»
Кто-то, кто мудрее и быстрее всех нас, вытащил меня из пропасти и сказал: «считай, что ты никого не убивал, но намотай на ус...ведь ты же все-таки убил...»

Получилось так, что мой смертельный удар в грудь, пришелся человеку ровно в выпуклую латунную пуговицу и не просто в пуговицу, а точнехонько между серпом и молотом.
Удар был такой силы, что пуговицу вывернуло в обратную сторону...(кстати у того парня так и остался круглый шрам на солнечном сплетении)
На плацу наступила гробовая тишина.
Я бросил нож, подошол к ошарашенному парню и мы молча с ним обнялись.
Он радовался, что жизнь прекрасна, а я что обнимаю живого человека, только что «убитого» мной.

P.S.

В тот вечер до самой ночи я положив пуговицу на табуретку, пытался повторить попадание между серпом и молотом...но так и не смог. Нож соскальзывал и неминуемо втыкался в табуретную грудь...
...А-я-яй...
http://storyofgrubas.livejournal.com/48264.html

[Наталисска]

Ничего себе сказочка на ночь. Хорошо, что я днем прочла.Еще даже неизвестно, отойду ли я от нее к вечеру.
А ведь часто бывает такое состояние - убил бы, да нельзя. У Тэффи есть рассказ, что произошло, когда рак на горе все таки свистнул. Просто страшные смертельные случаи произошли. И только одной девочке было хорошо - у нее прошел насморк по желанию тетки, которой она надоела беспрерывным чиханьем.

[Вега]

СКАЗКА ПРО КОТА, КОТОРЫЙ ЖИЛ МИЛЛИОН РАЗ

Жил-был кот, который жил миллион раз.
Он умирал миллион раз и миллион раз оживал.
Это был прекрасный полосатый кот.
Миллион человек ласкали его, и миллион человек плакали, когда он умирал.
А он не плакал. Ни разу.

Один раз он был даже котом короля.
Но вообще-то он не любил королей.
Король был отважным воином и все время сражался.
Король привозил кота на поле боя в красивой корзине.
Кот был убит шальной стрелою.
В самый разгар битвы король заплакал, обнимая его.
Король бросил сражаться и вернулся в свой замок.
Он закопал кота под деревом во дворе замка.

В другой раз он был котом моряка.
Но вообще-то он не любил моря.
Моряк возил его по всем морям и океанам.
Однажды кот упал с корабля. Он не умел плавать.
Моряк поймал его сетью, но кот уже умер.
Моряк обнял его мокрое тело и громко зарыдал.
Потом похоронил его под деревом в парке в далеком портовом городе.

Как то он был котом циркового фокусника.
Но вообще-то он не любил цирка.
Фокусник клал кота в ящик и распиливал ящик пополам.
Потом он вынимал из ящика живого кота.
Он кланялся под бурные аплодисменты.
В один прекрасный день фокусник ошибся и действительно распилил кота.
Он горько заплакал прямо на арене цирка.
Никто не хлопал.
Он закопал кота под деревом за шатром цирка.

Потом наш кот был котом вора.
Но он совсем не любил воров.
Вор вместе с котом тихо, как кот, бродил по ночному городу.
Он залезал в те дома, где держали собак.
Пока собака лаяла на кота, вор воровал.
И вот однажды собака загрызла кота.
Громко рыдая, вор бродил по ночному городу.
В руке он сжимал украденный бриллиант.
Вор зарыл кота в маленьком дворике.
Под деревом.

Был он котом у одинокой старушки.
Но он совсем не любил старушек.
Старушка весь день смотрела на улицу из окошка.
А кот дремал у нее на коленях.
Скоро кот постарел и умер.
Дряхлая старуха плакала, обнимая дряхлого кота.
Она закопала его под деревом. В саду.

Он был котом у маленькой девочки.
Но он совсем не любил детей.
Девочка носила кота на спине.
Она привязывала его шнурком.
И вот кот умер за спиной у девочки, запутавшись в шнурке.
Девочка плакала целый день.
Она вытирала слезы шерсткой кота.
Потом закопала его под деревцем.
А коту было совсем не страшно умирать !

А потом он вдруг стал диким котом.
Вольным !
Он обожал себя !
Он был великим полосатым котом, и поэтому стал великим диким котом !
Вольным !
Он был совсем ничей !
Он был сам себе свой !
Все кошки хотели выйти за него замуж.
Одна подарила ему рыбину !
Другая - мышку !
Третья - сало !
Четвертая облизала каждую его полосочку.
А он напевал:
- Я-то миллион раз умирал ! Ха !
Больше всего на свете он любил себя.
Только одна белая кошка была равнодушна к нему.
Кот подошел к ней и сказал:
- Я-то умирал уже миллион раз.
Но она ответила ему просто:
- Та-ак.
Ему стало немножко обидно.
Подошел он и на следующий день, и сказал:
- А ты еще ни разу не умирала.
Но белая кошка отвечала просто:
- Та-ак.
В один прекрасный день он сделал перед белой кошкой тройное сальто - подпрыгнул и трижды перевернулся в воздухе:
- А когда-то я был котом в цирке.
Белая кошка ответила просто:
- Та-ак.
Он хотел было сказать:
- Я-то уже миллион раз умирал...
Но не сказал.
Он только спросил:
- Можно всегда быть с тобой ?
Белая кошка кивнула:
- Да.
И кот остался с ней навсегда.
Белая кошка родила много котят.
Кот уже больше никогда не говорил, сколько он раз умирал.
Он любил свою кошку и своих котят даже больше себя.
Скоро котята выросли и ушли куда-то.
- Какие они славные, сказал кот.
- Да, - согласилась белая кошка и замурлыкала.
Она чуть постарела и мурлыкала нежнее, чем прежде.
Больше всего в жизни кот хотел никогда не расставаться с нею.
Но однажды белая кошка тихо умерла рядом с котом.
Он впервые в жизни заплакал.
Наступила ночь, и настало утро, наступило утро, настала ночь, и кот плакал и плакал миллион раз.
Он лежал рядом с белой кошкой и незаметно стал неподвижным.
Больше уже кот никогда не оживал.

© Йоко Сано

[АЙЯ]

Сообщение от Вега

СКАЗКА ПРО КОТА, КОТОРЫЙ ЖИЛ МИЛЛИОН РАЗ

Спасибо. Чудная сказка.

[Наталисска]

Ну почему они все такие грустные, сказки на ночь?

[Бижу]

Сообщение от Наталисска

Ну почему они все такие грустные, сказки на ночь?

Кинь мне свой адрес - я тебе более весёлую собственного сочинения скину.

[Tresor]

Ну, вот - некоторым всё, а другим ничего... весёлого!..

[Бижу]

C'est la vie

[Вега]

- Смотрите, в один прекрасный день я сел и подсчитал - сказал старик. В среднем человек живет 75 лет. Я знаю, некоторые живут меньше, другие больше..
Но живут примерно 75 лет. Теперь я 75 умножаю на 52 (количество воскресений в году) и получается 3900 - столько воскресений у вас в жизни. Когда я задумался об этом, мне было пятьдесят пять. Это значило, что я прожил уже примерно 2900 воскресений. И у меня оставалось только 1000. Поэтому я пошел в магазин игрушек и купил 1000 небольших пластиковых шариков. Я засыпал их все в одну прозрачную банку. После этого каждое воскресенье я вытаскивал и выбрасывал один шарик.. И я заметил, что когда я делал это и видел, что количество шариков уменьшается, я стал обращать больше внимания на истинные ценности этой жизни. Нет более сильного средства, чем смотреть, как уменьшается количество отпущенных тебе дней! Теперь послушайте последнюю мысль, которой я хотел бы поделиться сегодня с вами, перед тем как обнять мою любимую жену и сходить с ней на прогулку. Этим утром я вытащил последний шарик из моей банки...
Поэтому каждый последующий день для меня подарок. Я принимаю его с благодарностью и дарю близким и любимым тепло и радость. Знаете, я считаю, что это единственный способ прожить жизнь. Я ни о чем не сожалею. Было приятно с вами поговорить, но мне нужно спешить к моей семье. Надеюсь, еще услышимся!

Я задумался. Действительно было о чем подумать. Я планировал ненадолго смотаться сегодня на работу - нужно было делать проект. А потом я собирался с коллегами по работе сходить в клуб. Вместо всего этого я поднялся наверх и разбудил мою жену нежным поцелуем:
- Просыпайся, милая. Поедем с детьми на пикник.
- Дорогой, что случилось?
- Ничего особенного, просто я понял, что мы давно не проводили вместе выходные. И еще, давай зайдем в магазин игрушек. Мне нужно купить пластиковые шарики...
(с)

[Наталисска]

Хорошая идея для подарка на день рождения. Подарить другу банку с шариками и сказать: " Вот столько тебе осталось жить. Зацени это и перестань валять дурака. Радуйся жизни!"

[Вега]

[Tresor]

Осталось придумать - сколько шариков подарить... Мда...