Показать сообщение отдельно
Старый 30.10.2011, 21:16   #486
Ерофеич
Постоянный участник
 
Аватар для Ерофеич
 
Регистрация: 17.10.2011
Сообщений: 2,104
Ерофеич имеет неоспоримую репутациюЕрофеич имеет неоспоримую репутациюЕрофеич имеет неоспоримую репутациюЕрофеич имеет неоспоримую репутациюЕрофеич имеет неоспоримую репутациюЕрофеич имеет неоспоримую репутациюЕрофеич имеет неоспоримую репутациюЕрофеич имеет неоспоримую репутациюЕрофеич имеет неоспоримую репутациюЕрофеич имеет неоспоримую репутациюЕрофеич имеет неоспоримую репутацию
По умолчанию

Цитата:
Сообщение от Ерофеич Посмотреть сообщение
Просто нет слов
Ну-с, я начну-с... (с)

Доктор Иван Петрович Астахов проживал в небольшом деревянном доме с мезонином и терраской, доставшимся ему от родителей и расположенном почти на самой городской окраине. Сзади к дому примыкал небольшой сад, где росли несколько яблонь, груш, слив и вишен. За своим садом Астахов почти не ухаживал и урожаем, который каждый год исправно созревал, не интересовался. Плоды, посылаемые природой, почти полностью доставались соседским мальчишкам, которые периодически проникали в сад и, опасливо озираясь, торопливо набивали карманы штанов и пазухи ситцевых рубах. Астахов любил наблюдать за их набегами из-за кисейной занавески мансарды, ухмыляясь в усы и, наверное, вспоминая свое далекое детство…Изредка, чтобы подыграть юным Робин Гудам и дополнить их набеги флером романтики и опасности, Астахов распахивал окно мансарды и с истошным криком – Караул! Разбойники! – палил в небо холостыми из старенькой двустволки… После введения в дело артиллерии, ватага спешно покидала сад и стремительно разбегалась. Позже, сойдясь в укромном месте, ребятишки лакомились яблоками и с жаром обсуждали обстоятельства обстрела, под который они чуть было, не попали… Родители сорванцов были в курсе их дел, знали о чудачествах доктора, но для острастки бранили своих чад, награждая их подзатыльниками, а то и стегая крапивой. Не должно же им было оставлять своих отпрысков без родительских наущений?!
Сейчас был конец апреля, то есть самое любимое доктором время года. Крапива в саду, которая к июлю достигала более двух аршин роста, еще не поднялась, а деревья, с набухшими почками уже со дня на день, были готовы начать весенний праздник цветения. Сначала сливы, потом вишни и, несколько помедлив – яблони и груши покрывались нежнейшими цветами самых разнообразных оттенков белого и розового …
Свои труды по цветоводству доктор ограничивал высадкой нескольких кустиков душистого табака, гелиотропа, уборкой зимнего укрытия с ростков белых лилий и устройством грядки с цветным горошком.
Все эти насаждения он располагал на участке размером с крупное одеяло, который ему удавалось героическими усилиями отвоевать у наступающих рядов крапивной сельвы.
Позже, когда у лампы с зеленым абажуром зажженной перед распахнутым окном мансарды будут вновь кружиться ночные мотыльки, прохладный ночной ветер донесет любимый аромат этих цветов, тишину будет нарушать (или подчеркивать?) лишь хор кузнечиков и цикад, настраивая на романтический лад, неспешные размышления, созерцание звезд…

Быт доктора был по-холостяцки скромен, без каких-либо излишеств. Его окружала привычная мебель, изрядно потемневшая от времени. Выцветшие ковры, шкафы с книгами, диван с потрескавшейся местами кожаной обивкой и основательный дубовый письменный стол со многими ящиками и ящичками, имеющими хитроумно запирающиеся секретные отделения. Вся эта обстановка была заведена еще покойными родителями доктора. Как и все закоренелые холостяки, он привык к ней и не собирался ничего менять.
В ведении хозяйства ему помогала приходящая три раза в неделю прислуга – молодая вдова Аграфена. Доктору как-то довелось вылечить ее десятилетнего сына от посттравматического плеврита: мальчику случилось утонуть во время купания в пруду. Товарищи достали его, откачали, но, перепугавшись, перестарались с манипуляциями по оживлению утопленника…
Помощь Аграфены была неоценима: она ходила на базар, сносно готовила, убирала в комнатах, стирала белье – словом полностью вела все хозяйство пожилого человека. Астахову каждый раз с огромным трудом удавалось уговорить ее принять плату за труды…

Было у доктора любимое занятие: собирательство старинных рукописей, географических карт, рисунков и других раритетов подобного рода. На этой почве он был близко знаком со многими коллекционерами в городе. Звездой его коллекции являлся небольшой диск из обожженной глины, покрытый неизвестными письменами, расположенными по спирали. Этот диск ему доставили мальчишки, которые занимались ловлей бычков на Куяльнике. У одного из них при неудачном (?) забросе удочки зацепился крючок. Мальчик снял штаны и полез в воду. Крючок - таки оторвался, но под руку ему попалась эта находка. Иван Петрович льстил себя надеждой, что глиняный диск относится к эпохе расцвета Этрусской культуры.

Этрусское нечитаемо - говорили древние римляне. Вопреки этому изречению, Иван Петрович верил, что его попытки расшифровки загадочной надписи когда-нибудь увенчаются успехом…

На следующее после похорон утро, восстав ото сна, доктор надел стеганый халат, сунул ноги в домашние туфли и первым делом посетил пудр-клозет. По завершении этой важной процедуры он умылся из медного умывальника, утершись льняным полотенцем, которое висело тут же рядом. Поглядев в небольшое зеркало, расположенное над умывальником и проведя рукой по подбородку, он решил, что вчерашнего бритья ему достаточно и пора переходить к завтраку. Иван Петрович отправился на кухню и там, на изразцовой плите примыкавшей к голландской печи, обнаружил покрытую крышкой сковородку с жареной рыбой. Чтобы не заводить самовар, доктор вскипятил немного воды в жестяном чайнике на спиртовке. Положив щепотку душистого чая из жестяной китайской коробочки в маленький фарфоровый чайник, он наполнил его кипятком и накрыл вышитой грелкой. Иван Петрович придерживался спартанского образа жизни, твердо веруя в то, что чем более потворствуешь гурманству – тем хуже. Он был абсолютно непритязателен к еде. Но, что касается чая – здесь он ничего поделать с собой не мог, каждый раз прося Аграфену сходить в центр города в магазин колониальных товаров, где только и продавался его любимый желтый лянсин.

Покончив с завтраком, Астахов достал из платяного шкафа подходящее к случаю платье: темно серый однотонный пиджак и такие же брюки с жилеткой. Надев сорочку, застегнув на манжетах яшмовые запонки и завязав галстук, он надел брюки и пристегнул к ним подтяжки. К своим пятидесяти восьми годам Астахов стал обладателем солидного брюшка, отчего брюки без подтяжек никак не хотели сидеть на талии, а постоянно сползали куда-то вниз. Покрутившись перед большим зеркалом в резной раме, Иван Петрович расчесал и подкрутил усы, надел пиджак и сунул руки в боковые карманы: портсигар с папиросами собственной набивки и спички были на месте. Проследовав в прихожую, доктор надел пальто, штиблеты с калошами и нахлобучил на голову шляпу-котелок. Взяв в одну руку свой неизменный саквояж, в другую – эбеновую трость с загнутой ручкой из слоновой кости, Астахов вышел на крыльцо и запер за собой дверь.

Погода была на редкость хороша: пригревало, теплый ветерок разносил по улице прошлогоднюю просохшую листву из аккуратных куч сложенных по обочинам дороги дворниками. Поглядев на небольшие кучевые облака, доктор решил, что дождя ожидать не следует, и зашагал по тротуару, опираясь на трость.


Через несколько минут хода, доктор Астахов подошел к перекрестку улиц, на одной из которых виднелась богатырская фигура городового наблюдавшего за порядком. Заметив Астахова, городовой встал «во фрунт» и отдал ему честь, приложив руку к головному убору. Доктор сразу узнал своего старого знакомца по японской кампании старшего унтер-офицера Истомина. Подняв взвод в атаку из окопов на гаоляновом поле, и первым устремившись на врага, Истомин получил одну пулю в грудь навылет, другая застряла в плече храброго унтер-офицера. В операционной палатке полевого госпиталя за отсутствием эфира для наркоза (японская шимоза угодила в склад лекарственных средств, один из осколков ее достался Астахову в голень) чтобы не мучить раненого Иван Петрович предложил ему выпить три стакана водки кряду, велел стиснуть зубы и терпеть. Это было опасно, так как могло резко усилить кровотечение но, глядя на богатырскую фигуру раненого, Астахов решился. Истомин воспринял предложение доктора с восторгом. Мигом приняв обезболивающее он откинулся назад, закрыл глаза и не проронил ни звука за все время операции.

-Здравствуйте, любезный!- произнес доктор, протягивая городовому руку. Как старые раны? Не беспокоят?
- Никак нет, господин доктор! Иногда к дождю – плечо ломит…Но Ваш рецепт – помню! Только им и спасаюсь…Стало быть, как заноет, я стопку рябиновой – раз!
И грубую шерсть на голое тело…
-Я видел вас вчера на кладбище, Вы весьма помогли Агнии Петровне в организации всех дел и распоряжениях…Знаете ли, форма вам весьма к лицу, но и гражданское платье вам отменно идет…Выглядели молодцом! Быть может, скоро вам придется носить его немного чаще, чем вы полагали. Агния Петровна ничего вам не говорила?

Никак нет-с – браво отвечал Истомин – изволили благодарить-с…
- Это значит, что я должен уточнить с ней некоторые обстоятельства касающиеся вас лично. Думаю, она вам сделает деловое предложение, от которого вы вряд ли откажетесь.

Доктор с легким наклоном головы взялся тремя пальцами за поля своей шляпы и распрощался с городовым. Истомин снова встал во фрунт, отдал честь и проводил взглядом удаляющегося Астахова…
Ерофеич вне форума   Ответить с цитированием