Показать сообщение отдельно
Старый 23.01.2019, 12:03   #3384
ADv
#Zамир #НетНацизму
 
Аватар для ADv
 
Регистрация: 21.04.2009
Адрес: Москва
Записей в дневнике: 27
Альбомов(фоток): 12(154)
ADv отключил(а) отображение уровня репутации
Отправить сообщение для ADv с помощью ICQ Отправить сообщение для ADv с помощью Skype™
По умолчанию

Анорексия: личный опыт.

Нажмите для просмотра целиком


Насколько себя помню, я всегда отличалась от окружающих. Всегда выглядела белой вороной. А всё потому, что родилась раньше своего времени. Опередила его лет так на тридцать пять.

Нынче повальная мода на похудение. Все с ума сходят из-за лишнего килограмма, лихорадочно подсчитывают съеденные калории. В той или иной стадии анорексии пребывают почти все современные девушки.

Я же с полным правом могу назвать себя пионером, первопроходцем в области экстремального похудения. Хотя в семидесятых- восьмидесятых худышки не то, что не пользовались спросом – наоборот, на них смотрели с сочувствием и брезгливостью: больная, что ли?

«Ущипнуть нечего». «Подержаться не за что». «Настоящая женщина, это которую хлопнешь по заду, отойдёшь покурить, вернёшься, а она всё ещё колышется». Ходили анекдоты: «В гарем поступила новая наложница. Хочет похудеть, а то застревает в обруче для хула-хупа. — Вах, зачем такой красивый женчин портить?!». Даже в любимом фильме: «Конституция... Вон, у Бричкиной тоже конституция, а всё при всём. Есть на что приятно поглядеть».

Или: «Видела соседскую Таньку? Какая девочка красивая, толстая...» Красивая и толстая — были синонимами. Ценились тугие щёчки, мягкий женственный животик, крепкие полные ножки и наливные попки, на которых тогдашние мини-юбки топорщились как балетные пачки.

Помню, 1 сентября после торжественной линейки мы, шестиклассницы, в школьном девчоночьем туалете ревниво мерились ногами. У меня оказались всех длиннее – мой рост вообще за лето прямо-таки «выстрелил».

- У, вымахала, кобыла! – вынесла беспощадный вердикт одноклассница.

У меня от бабушки широкая кость. Прямые плечи, торчащие ключицы, лопатки как зачатки разведённых крыльев, ноги как у цапли. Ужас! Про акселератов только-только начинали говорить. Я мучительно завидовала низкорослым, миниатюрным, хрупким одноклассницам. Сутулилась. Носила тапочки – чтобы не выглядеть дылдой. Глубоко в душу запала вычитанная фраза у Виктории Токаревой: «Женщина должна быть статуэткой, а не Эйфелевой башней». Выход один: худеть, худеть и ещё раз худеть!

В какой-то книжке, не помню названия, вычитала про дореволюционных барышень, которые «уксус с мелом кушали, чтобы интереснее выглядеть».

Я спросила химичку, какая реакция происходит в организме при поглощении уксуса и мела? Сейчас бы сказали: сжигаются ли при этом жиры?

Химичка недоуменно пожала плечами: «Уксус нейтрализует мел (карбонат кальция), гасит его, с выделением углекислого газа… Впервые слышу, чтобы от этого человек худел».

Я была бы не я, если бы не испытала на себе данный дореволюционный способ «стать интереснее». Каждый вечер уединялась на кухне. Толкла половинку школьного мелка, ссыпала в чашку, заливала столовым 9-процентным уксусом. Дождавшись, когда утихнут шипение и мелкие брызги, морщась, отправляла в рот полученную вязкую массу.

Гадость, я вам скажу, несусветная. Насчёт потерянных килограммов утверждать не берусь. Домашних напольных весов тогда не было — вес мы определяли поясом школьного фартука. Застёгивается на пуговку с трудом – поправилась. Если пальцем свободно поддеваешь поясок – похудела.

Время, повторяю, стояло тёмное, дремучее. Не появились ещё интернет и соцсети, где можно досыта перетереть это дело с единомышленницами. Не продавались в аптеках капсулы «Турбослим», чаи и кофеи для похудения.

Чем запомнился уксусно-меловой период моей школьной жизни? Как бы это помягче сказать… У меня был кот, который ходил в лоток белыми колбасками. Колбаски звонко стучали об лоток и крошились. Ну, вот примерно такой же эффект… Так что, насчёт уксуса с мелом - «просим зрителей не повторять опасных трюков» - как пишут в титрах.

Кстати – после узнала - барышни пили его не для похудения, а для бледности и прозрачности лица.

​***

На абитуре соседка по комнате Ленка из Волгограда вскользь обронила:

- А Надюха у нас самая толстая.

Нет, фраза не резанула меня, не ранила, не убила. Я даже, кажется, забыла её. Но вот же никуда она не делась, а засела где-то в подсознании и время от времени всплывала, как запоздалое эхо. И тихо делала своё чёрное дело. Исподволь подтачивала былую спокойную уверенность, что я не хуже других.

Хуже, оказывается. Неплохо бы себя подкорректировать… Для начала отказаться от сладостей, хлеба, гарниров. Есть один раз в день в обед, утром чай, вечером чай. Трудно только первые три дня.

Моя здоровая деревенская натура изо всех сил сопротивляется. С омерзением бью себя по пухлым щекам: «У, хомяк!»

Извернувшись перед зеркалом, брезгливо оттягиваю с боков жирок, мешающий проявиться точёным (так, по крайней мере, я думаю) линиям… Вообще-то это не жир: это жалкая складочка кожи – но кто бы меня в то время разубедил.

Скоро приходит удивительная, необыкновенная лёгкость. Ощущение, что взмахнёшь руками – и воспаришь, как в полётах во сне.

И - как на бальзам на душу, приз за все лишения – редкие комплименты. В моду уже входит худоба. Соседка, разглядывая меня в узкой юбочке и тесной блузке, любуется: «Какая ты у нас стройная стала! Вылитая манекенщица!»

Сокурсник в аудитории, сидящий сзади, рисует в воздухе изящный силуэт и щёлкает пальцами: «Вот это фигурка!» Другой: «У тебя талия, как у Гурченко – двумя пальцами охватить можно!»

Погодите, то ли ещё будет! Я практически перестаю есть. Чувство голода притупляется. Баночку консервов «Завтрак туриста» (перловка плюс томатная паста, плюс запах рыбы) растягиваю на два дня. Огурец режу на четыре дольки: завтрак, обед, полдник, ужин. Бывают дни, когда за весь день отпиваю несколько чашек кипячёной воды с 3-4 кусочками сахара. Глазунья из одного яйца — праздник желудка.

Сейчас бы сказали: дают о себе знать эндорфины. В голове лёгкое кружение, в ногах и руках приятная слабость, на губах счастливая отрешённая полуулыбка. Я по улицам не хожу – выступаю как королева.

На меня оглядываются прохожие. Удивлённо останавливаются и провожают взглядами, качают головами – ещё одно доказательство, что я неотразима. Нет, пока ещё не совершенство – но всё в моих руках.

Царственно, с превосходством оглядываюсь: сколько вокруг уродливых женщин! Они хоть сами догадываются, насколько толсты, бесформенны, расплывчаты? Сквозь жир тела не найдёшь.

Вот на остановке парень обнимает грудастую толстозадую девушку. Фу-у, аж вырвать хочется, смотреть противно. На самом-то деле он грезит о такой, как я, тонкой, звонкой и воздушной. А объятия – так, для отвода глаз, чтобы девушка не ревновала.

Кстати, когда вы смотрите все эти шоу про анорексичек – не верьте их жалобному лепету и слезам. Думаете, они раскаиваются и жаждут излечиться? Да эти скелетообразные кокетки до сих пор искренне полагают себя красавицами - иначе бы стыдливо прятали свои громыхающие кости в балахоны, а не облекали их на всеобщее обозрение в узкие штанишки и кофточки, не обнажали с готовностью страшненькие прутики ручек и ножек.

И я в своё время стремилась по возможности обтянуть напоказ своё исхудавшее тело: любуйтесь, завидуйте! А в восьмидесятые годы не то что стретчей и лайкры – вообще с одеждой была напряжёнка. Приходилось включать смекалку.

Тайно из отцовских рубашек кроила блузки, вшивала «молнии» - иначе было не влезть в их тесноту. Покупала трикотажные кофточки на три размера меньше и ухитрялась ушивать. То же самое с брюками.

Заказывая в ателье платье, требовала: «Уже! Ещё уже!» - «Куда уже? Это ведь платье, а не корсет!» - протестовала закройщица.

Закройщица ничего не понимала. Все они ничего не понимали. Они меня видели одну, а я в своём кривом зеркале видела себя другую. Все мои погрешности зеркало искажало и увеличивало в десять, в сто раз, как под лупой.

То есть люди наблюдали мои обтянутые кожей ключицы, видели руки-палочки с болтающимися, кажущимися огромными кистями, ужасались моим ногам, похожим на букву «Х»… А я в своём кривом зеркале видела огромные плечи и бёдра, с которых неплохо бы срезать ещё по куску плоти. Вот так взять нож и ср-р-резать напрочь. До изящных форм было ещё ой как далеко, над ними следовало потрудиться.

И я трудилась в поте лица. Когда приезжала домой, мама готовила всякие вкусности, чтобы откормить меня. Я не могла удержаться и ела стряпню, ела окрошки и борщи.

Ела спокойно, потому что знала: сразу после обеда выбегу в уборную, два пальца в рот, на корень языка – и прощай окрошечка, прощайте пирожки, туда вам, постылым, и дорога!

Впрочем, иногда пища ни в какую не желала покидать желудок. Он, бедняжка, с голодухи в считанные минуты всасывал съеденное.

Вот тогда я кляла себя последними словами. Рисовала воображаемый путь проглоченного и не исторгнутого куска: как он, гад такой, передвигается по пищеводу, камнем проваливается в желудок, тяжело ползёт в кишечнике. И превращается в ненавистный ЖИР, ЖИР, ЖИР! Это была настоящая фобия еды.

Однажды после рвоты вышла из уборной и увидела маму: у неё были красные глаза, она только что плакала. Она решила, что у меня онкология. По её настоянию, меня проверили в районной больнице. «Здорова, - сказал доктор, - но вес не соответствует росту».

Видишь, мамочка: не соответствует! Вес всё ещё обгонял рост, а потому с ним, весом, следовало и дальше бороться. Хотя бы зрительно: я носила туго облегающие удлинённые, чёрные одежды.

Однажды встретила Ленку, ту самую девчонку с абитуры. «Ты что, в Освенциме была?!» - «Если завидуешь, так и скажи», - гордо подумала я.

***

Всё рухнуло в летний знойный день. Как всегда, я гордо стояла на остановке, свысока посматривая на окружающих. Переминалась на высоченных каблуках (чтобы выглядеть выше, а значит, худее, подкладывала под пятки многослойные газетные квадратики). Вся в обтягивающем, чёрном и плотном, несмотря на плюс 35 в тени. Не белая ворона, а самая настоящая угольно-чёрная.

И вдруг услышала хихиканье и насмешливое звонкое женское в свой адрес: «Ну и страхолюдина! Шкилет! Ночью увидишь — испугаешься. А вырядилась-то, клоун!»

Это была как прилюдная оплеуха. Ледяной душ. Стояла жара, а меня пробрал мороз. Я забыла, куда мне надо ехать. Поникла, сжалась в комочек, чтобы стать невидимой. Кое-как дождалась свой трамвай, забилась в угол. Скорее домой, спрятаться от насмешливых взглядов, которые выражают одно: «Страхолюдина! Шкилет! Клоун!»

Теперь мне хотелось одного: ничем не выделяться из толпы, раствориться, смешаться с ней, быть как все, не обращать на себя внимание.

В моём случае клин вышибло клином. Было невыносимо больно. Я испытала шок, что-то вроде электрического разряда. У меня, как это пишут в рассказах, будто с глаз разом сдёрнули пелену.

Возможно, моё увлечение зашло не так глубоко. Возможно, современных анорексичек насмешками не смутишь. Нынче имя им – легион, на форумах их пасутся тысячи, они всегда поддержат друг друга. Я же тогда была один в поле воин.

Слушайте, а может, хватит нянчиться с этими тихо угасающими созданиями, сюсюкать, уговаривать, проводить психиатрические сеансы, кормить через трубочки, впрыскивать питательные клизмы? А бесцеремонно выдернуть из мира кривых зеркал, отрезвить грубо-насмешливой шоковой терапией, площадным глумлением, издёвками и высмеиванием в их адрес? Жестоко? Несомненно. Но в любом случае лучше, чем смерть от истощения, от сердечной недостаточности.

А я… Во мне тогда что-то щёлкнуло – и всё встало на свои места. С головы - на ноги. Представление о женской красоте развернулось на 180 градусов.

Я отводила душу, навёрстывала упущенное и ела, ела, ела. Жевала, где только можно, таскала с собой подружку в блинную, в пельменную, в столовой брала по два гарнира…

***

Спустя много лет напасть возвращается с той стороны, откуда не ждала. Я снова худею, снова со страхом узнаю знакомые грозные симптомы. У меня снова фобия еды. Я становлюсь вынужденной анорексичкой, анорексичкой поневоле.

В магазинах изобилие – а я на грани голодного обморока. В супермаркете бреду с пустой корзинкой вдоль забитых полок. Верчу блестящие нарядные коробочки и пакетики, читаю состав и в отчаянии возвращаю товар на полку.

Подсластители, ускорители, эмульгаторы, восстановители, усилители, регуляторы, разрыхлители, красители, ароматизаторы, стабилизаторы, консерванты… С ярких обёрток щерятся, хищными ежами топорщатся Е 123, Е 527, Е 130, Е 216, Е 240… Начинка тортов и конфет напоминает рецепт приготовления сильнодействующего яда для дорогих гостей.

А в последнее время снится один и тот же кошмарный сон: за мной гонится, облепляет со всех сторон, с чмоканьем и чавканьем засасывает, душит вязкое, неудобоваримое, вездесущее ПАЛЬМОВОЕ МАСЛО!

Аллё, так и до рецидива анорексии недалеко. В предсмертной записке напишу: «Прошу винить недобросовестных производителей пищи».
__________________
#Zамир #НетНацизму
ADv вне форума   Ответить с цитированием